«Да что это я?!!»
Он мотнул головой и со страхом вспомнил, как душил ийлуру на черном поле поединков, а она только смеялась ему в лицо. За этим жутковатым приступом ярости последовала ночь совершенно безумной любви.
«Нет, так нельзя… нельзя…»
А Нитар-Лисс молча смотрела ему в глаза и, похоже, догадывалась, о чем он думает.
– Меня позвал брат Эльмеус, – спокойно скзаала она, – мы уже близко подобрались к Храму, а мне надо было кое-что обсудить с тем, кто на моей стороне.
– Понятно, – сквозь зубы процедил Лан-Ар.
– В конце концов, – ее пальцы больно впились в руку повыше локтя, – чем ты недоволен, побери тебя Шейнира?!! Мы успели вовремя, на тебе ни царапины. Так что тебе еще надо?..
И правда, что?..
Лан-Ар и сам не знал. А потому решил промолчать, и вместо ответа учтиво поклонился брату Эльмеусу.
Синх взялся проводить их до самого портала. Лан-Ар не возражал, предложение было здравое – особенно учитывая невесть откуда берущихся мохнатых полу-элеанов. Свой щер у брата Эльмеуса тоже имелся; синх перебросился парой слов (из которых Лан-Ар не понял ровным счетом ничего) с Нитар-Лисс, затем куда-то удалился. Вернулся, ведя на поводу огромного щера замечательной темно-зеленой масти.
«Значит, он заранее был готов отправиться в путешествие», – заключил про себя Лан-Ар и молча забрался в седло. Проклятье, пусть себе Нитар-Лисс творит, что хочет. А ему, пожалуй, и в самом деле пора отправляться в ближайший свободный город…
Поймав хмурый взгляд ийлуры, Лан-Ар постарался думать о чем-нибудь другом. Все-таки жрица слишком легко читала его мысли.
Немногим позже Лан-Ар пришел к выводу, что его желание уйти исходит от того, что он все еще зол на Нитар-Лисс. Масла в огонь подливали ее задушевные беседы с синхом, многозначительные взгляды, которые ийлура нет-нет, да кидала в сторону Лан-Ара. Синх важно кивал, соглашаясь, и негромко высказывал свое мнение, а ийлур чувствовал себя дурачком, которым вертят, как хотят.
«Впрочем, пора бы и привыкнуть», – съязвил он, – «Ин-Шатур тебя использовал, теперь вот она… Все повторяется… за исключением того, что…»
Мысль показалась Лан-Ару до того смешной, что он не удержался и фыркнул. Покровители! Все действительно повторялось – за исключением того, что они с Ин-Шатуром не были любовниками, и Посвященный не предлагал совместно править Эртинойсом.
«По-моему, я схожу с ума», – завершил свои размышления Лан-Ар, – «ийлур, пребывающий в здравом рассудке, не будет так думать».
И бросил осторожный взгляд на узкую спину Нитар-Лисс. Она и брат Эльмеус ехали бок о бок, и длиннопалая рука синха обнимала ийлуру за плечи.
Лан-Ар мысленно выругался и с преувеличенным вниманием уставился на седельную луку. Теперь ему хотелось придушить и Нитар-Лисс, и синха впридачу.
…Между тем они все глубже и глубже вдавались в зеленую мякоть Диких земель, забирая на юг, к Темному Храму. Гнуса, как ни странно, убавилось, плети ставшего ненавистным плюща уже не свисали с ветвей, а аккуратно вились по стволам, одевая деревья в мягкие шубы. Даже воздух, казалось, стал легче, прозрачнее, и уже не походил на вязкий, горчащий болотными испарениями студень. Щеры пошли веселее и принялись порыкивать, словно переговариваясь.
Потом Лан-Ар увидел в траве маленькую золотую розу. Он, не говоря ни слова, натянул поводья и, соскользнув на землю, подобрался поближе к священному цветку. Сперва решил сорвать, но затем передумал. Пусть себе растет, и цветет, прославляя Шейниру.
Но потрогать цветок захотелось – хотя бы потому, что каждый его лепесток казался сделанным из сусального золота и потому выглядел блестящей поделкой мастера-искусника, но никак не живым цветком. Лан-Ар осторожно поднес руку к цветку, золотая роза тут же ожила, потянулась к теплым пальцам живого существа, но, замерев вдруг на пол-пути, резко отпрянула. Лепестки сжались, и цветок закрылся в тугой бутон. Лан-Ар в недоумении уставился на своенравную розу, не зная, то ли и вправду сорвать, то ли пусть себе цветет и дальше.
– Ash’hsch, – прозвучал за спиной голос Эльмеуса.
– Что еще? – ийлур в раздражении обернулся.
Оказывается, и синх, и Нитар-Лисс стояли в двух шагах и наблюдали.
«Чтоб вам пусто было!» – он торопливо выпрямился, отряхнул колени.
– Я могу перевести, – насмешливо сказала Нитар-Лисс. – Брат Эльмеус сказал «Сумерки».
И, махнув рукой, обронила:
– Едем дальше.
…К вечеру, усталые и измотанные, они внезапно выехали к обрыву, и тогда Лан-Ар увидел Темный Храм.
Воистину, странными были устроены Дикие земли! Словно сама Шейнира занималась их обустройством: бродячие болота, разбросанные по лесу, который, оказывается, рос на возвышенности. А под обрывом выгибалась блюдцем долина, где курчавились, как шкура ягненка, небольшие островки леса, и жемчужно розовели в заходящем солнце мелкие ручьи. Судя по всему, болот там не было вовсе. Еще дальше жарко полыхала в закате долина Золотых роз, на нее даже смотреть было больно, глаза слезились. И там в нестерпимо яркм сиянии возвышался Темный Храм.
«Он похож на черепаху», – вдруг подумал ийлур, разглядывая твердыню синхов, – «да, именно так…»
Храм Фэнтара, весь состоящий из простых и четких линий, все-таки тянулся к небу, потому что именно там должен был находиться дворец отца-покровителя. Храм же Шейниры, невзирая на наличие башен, как будто смотрел в землю. Не потому, что не смел подняться к дворцу Фэнтара, а потому, что Претемная Мать обитала где-то в извечной тьме недр Эртинойса. Небеса Храму были попросту не нужны и неинтересны.
Храм чернел в багряном зареве, огромный, приземистый, словно большая старая и очень ленивая черепаха, для которой даже поднять голову повыше казалось чрезмерным усилием. Мощные смотровые башни, стены с треугольными зубцами, массивное строение под куполообразной крышей, окруженное несколькими башнями повыше и поизящнее. Все это куда больше походило на старый замок, нежели на храм одного из Покровителей.
– А говорили, что Храм Шейниры сложен из малахитовых глыб, – вспомнил Лан-Ар рассказы одного из Посвященных.
– Я бы сказала, обложен малахитовыми глыбами, – подала голос Нитар-Лисс. Она тоже смотрела на долину. – Он тебе кажется черным, но на самом деле он зеленый. Если бы подъехали поближе, то…
– Тебе не следует туда соваться, – веско напомнил синх, – Верховный слишком зол на тебя…
– Я вовсе не собиралась, – ийлура обиженно оттопырила губу, – я всего лишь объясняю Лан-Ару…
«И он не выглядит отвратительным», – вдруг подумал ийлур, – «как странно, я ведь должен видеть Темный Храм мерзким гнездилищем зла, но это не так… да, теперь я понимаю, что это не так, просто не может быть так… потому что Храм – спокоен, и вовсе не он творит зло в Эртинойсе…»
– Нам следует успеть к порталу до темноты, – прошелестел синх, – не будем задерживаться.
От обрыва они сразу же свернули на закат. Нитар-Лисс то и дело нахлестывала своего щера да поторапливала остальных. Синх, казалось, хранил каменное спокойствие; только иногда взгляд его золотистых глаз останавливался на Лан-Аре – при этом тонкие губы Эльмеуса растягивались в непонятной, а потому не предвещающей ничего хорошего усмешке.
…Солнце село. И, стоило багряной горбушке исчезнуть за горизонтом, как мигом накатила темнота. Вообще, в Диких землях день слишком быстро сменялсян ночью. Сумерки были короткими и проскальзывали над джунглями на скорую руку, нехотя – как будто понимали, что здесь исконные земли хозяйки Вечной Ночи.
Лан-Ар услышал, как Нитар-Лисс обронила на общем «Лишь бы в болото не влезть», и как синх что-то ответил ей на родном языке.
– А я и не боюсь, – запальчиво возразила ийлура и замолчала.
Над маленьким отрядом повисло напряженное молчание. Только шумно пыхтели щеры и хрустели ветки под их лапами.
Еще через некоторое время теряющийся среди теней силуэт ийлуры замер с поднятой рукой. Лан-Ар дернул поводья, да так резко, что сам едва не очутился на земле: щер вздумал проявить недовольство и привстал на задние лапы.