Тело всегда быстрее разума чувствует опасность. Моё сердцебиение ускоряется само собой, ладони потеют от ощущения, что в нашей компании объявился хищник – и это вовсе не русалка.
Ирай лёгким движением распрямляется. Русалка ойкает и пугливо цепляется за широкие плечи костореза, но по сравнению с ним она будто тринадцатилетний ребёнок. Девчонка растерянно болтается в воздухе, не доставая до земли. Пытаясь не упасть, обхватывает его торс бледными ногами, а Морок стоит, напряжённый как статуя, и смотрит прямо перед собой.
– Слезай, – угрожающе низко говорит Ирай.
Он не кричит и даже не повышает голос, но русалка моментально отпускает его и валится на траву. Она дрожит всем телом, с ужасом вглядываясь в свою жертву.
– Убирайся, – всё тем же властным голосом приказывает Морок, даже не поворачиваясь к нечисти.
Я с недоумением наблюдаю, как нижняя губа русалки начинает трястись, а жемчужные слёзы катятся из глаз. Она всхлипывает и удирает обратно в воду так быстро, что я едва успеваю проследить. Когда удивление проходит, я морщусь, недовольная, что толку от девчонки никакого.
Ирай ещё какое-то время скрипит зубами, напряженно сжимая челюсти. Потом его лицо вновь становится расслабленным, хоть и недовольным, но уже не настолько злым. Мужчина хватается за ткань рубашки на спине и неожиданно стягивает одежду через голову, оголяя торс. Он чертыхается, рассматривая влажную из-за русалки ткань. Я вовремя поднимаю взгляд от мышц его живота к лицу.
– Твоя работа? – ворчит он.
– О чём ты? Что-то произошло? – невинно хлопаю ресницами, с наигранным удивлением притворяясь, что и не заметила появления русалки.
Ирай криво усмехается, встряхивая одеждой.
– Значит, любишь игры, Мара?
– Ненавижу, – моментально парирую я.
– Прекрасно. Поиграем.
Я ничего не отвечаю, не зная, как реагировать на его мстительную улыбку, с которой он вешает рубашку на ближайшую ветку, чтобы дать высохнуть. Он снимает рыбу и котелок с огня, наливает суп в деревянную миску.
Я напрягаюсь, когда Ирай подходит ближе и присаживается на траву, прямо напротив. Он садится не впритык, а сохраняет расстояние вытянутой руки. Не уверена, делает он это ради меня или себя.
– Не желаешь одеться? – сухо говорю я, демонстративно игнорируя его голый торс.
– И показать тебе, где сумки вместе с сёдлами? – насмешливо интересуется он, наклоняя голову. – Пожалуй, нет. Дождусь, пока высохнет рубашка. Можешь смело смотреть, это будет честно.
Моё молчание затягивается, пока я пытаюсь понять смысл последней фразы.
– Ты же не думаешь, что я тебя с закрытыми глазами зашивал? – даёт подсказку косторез, а я вся бледнею, по телу проходит волна дрожи от желания ударить его. – Там нет ничего, что я не видел раньше. А вот новых ругательств я узнал в достатке, когда ты, одурманенная, обещала меня выпотрошить, если я не отнесу тебя к кустам справить нужду. Факт, что тебе нужна в этом помощь, смущал тебя в разы больше.
Я почти уверена, что вся белая как полотно от позора. Ирай явно замечает перемену и уводит тему в другое русло:
– Я лишь носил тебя до кустов и обратно. Нечего стыдиться. Тебе нужно поесть. У Мар раны заживают лучше, чем у простых смертных, но один раз швы открылись. К тому же не угадать, какую заразу может занести нечисть.
– Тогда развяжи мне руки, – приказываю я, демонстрируя своё неудобство.
Вначале врежу ему разок.
Вспоминаю о еде в руках Морока и решаю не переводить продукты.
Вначале поем, а потом врежу.
– Нет, – помешивая суп, спокойно отказывает Ирай.
– Что значит «нет»?!
– Видишь это? – Ирай указывает на синяк на лице, который при близком рассмотрении оказывается гораздо больше и доходит аж до скулы. – Это была твоя нога.
С немым вопросом я рассматриваю содеянное. Раздражение оттого, что он меня раздевал и как-то содействовал при других нуждах, немного остывает. Оказывается, что-то косторез уже получил.
– Ты брыкалась как молодой конь, пока я заботился о твоих ранах, и именно из-за этого твои швы один раз разошлись и мне пришлось всё переделывать.
– Я не буду тебя бить, – заверяю я, хотя не уверена, что не лгу.
В конце концов он ляпнет что-то ещё, а там и рука невольно может дёрнуться.
– Восхитительный ответ, Мара, благодарю, – язвительно подмечает Ирай. – Но уверяю, «извини» и «спасибо» здесь были бы вернее.
Я упрямо сжимаю губы. Это ребячество, но я зла на то, как он обманывал меня всё это время, прикидываясь обычным человеком.
– Первые пару дней я ещё и ноги тебе связывал, догадываясь, что ты даже с открывшейся раной сбежишь. Но потом просто добавлял успокаивающих трав в воду, – продолжает вываливать всю правду Ирай. Он с поразительным равнодушием рассказывает о том, что держал меня связанной и одурманенной, словно содержание пленников для него – повседневный досуг. – Но ради собственной безопасности я решил связывать тебе руки по самые локти. Зная твоё упрямство, узлы на запястьях ты бы даже зубами перегрызла.
Я уже попыталась.
Усмехаюсь, меня искренне веселит его вера в мой буйный нрав. Хотя он видел, с каким остервенением я погналась за Мороком на празднике, желая его убить, поэтому у костореза есть повод бояться, что я перережу ему глотку в ночи.
Я втягиваю аромат грибного супа и наклоняюсь чуть ближе к Ираю, чтобы рассмотреть еду. Косторез пользуется этим и прикладывает ладонь к моему лбу, от которой я моментально отстраняюсь.
– Лихорадки нет, всё нормально, – отвечает он на мой оскорблённый взгляд, хотя за ним я прячу неожиданно нахлынувшее смущение.
Я всё ещё не могу понять, рада я тому, что под маской Ирай, или лучше бы там был какой-нибудь мертвец. Меня разрывает между желанием ещё раз врезать ему ногой в лицо и расслабиться, признавая, что даже немного скучала по косторезу.
Ирай протягивает мне ложку с супом. Я перевожу вопросительный взгляд с еды на лицо собеседника.
– Ты же не собираешься меня кормить?
– Собираюсь. И развязывать пока не стану. Я тебе не доверяю.
Я одариваю его вялой улыбкой. Он не доверяет мне, хотя сам Морок. Чудовище, от которого даже мои старшие сёстры говорят держаться подальше, и такой, как он, напал на мою семью, когда я была совсем маленькой.
Голод пересиливает моё упрямство, и я покорно ем. Больше мы не говорим, разделяя хоть и не напряжённую, но неловкую тишину. Я разглядываю костореза, ища подсказки. Что-то, что с самого начала могло дать мне намёк на то, кем он является.
«Я тебе не доверяю».
Что ж. Это взаимно.
– Ты носишь мой подарок.
Я начинаю кашлять, давясь едой, а кусок морковки выпадает изо рта. Я смыкаю губы и поднимаю взгляд к его глазам, чувствуя, как бульон течёт у меня по подбородку. Из-за связанных рук даже не могу вытереться.
Ирай прячет улыбку, достаёт платок и помогает. Это напоминает мне о временах, когда я не могла говорить, поэтому отстраняюсь подальше, как только он заканчивает. Ругаю себя за слабость и глупую влюблённость. Зачем я вообще приняла его ленту? А ведь не только приняла, ещё и в косу вплела. Бесполезно себя корить, Ирай всё равно уже видел.
– Резать по костям – твой досуг? – увожу тему немного в другое русло.
– Нет, это моя работа. Мороку подношений не делают, а сытно есть мне тоже хочется.
– Гаван знает?
– Конечно. Гаван тоже Морок, он мой наставник.
Я так резко поднимаюсь на ноги, что бок отзывается болью, а съеденная еда подскакивает в желудке. Мысль о том, что я не смогла разгадать одного Морока, меня пугает, мы действительно практически ничего не знаем о слугах Тени. Но то, что у Мар под носом находится второй Морок, выбивает почву из-под ног, переворачивая мой привычный мир с ног на голову.
Я общаюсь с Гаваном уже годы, Мары регулярно покупают у него оружие. И ни в одном даже самом нелепом кошмаре никто из нас не решит, что Гаван – чудовище, от которого нас учат бежать.