Переждав восторженный шум, главный городской судья ударил молоточком по медному блюду, объявляя начало первого разбирательства:

– Королевский суд вызывает истицу, вдову именем Мейбл, и ответчика, именуемого Робертом Астеем!

Из толпы вышла женщина лет сорока в скромном коричневом платье. Потертая ткань и опрятный полотняный чепец говорили о том, что она небогата. А морщины на лице и натруженные руки указывали на то, что живет она своим трудом.

С другой стороны подошел мужчина. Его одежда отличалась добротностью и даже намеком на роскошь. Край распахнутого пелисса топорщился мехом. Берет украшала серебряная пряжка с красивым гранатом, а на башмаках позванивали вошедшие в моду шнурки с бубенцами.

Судейский секретарь велел обоим принести клятву на знаке разделенного круга, что оба спокойно выполнили. Зачитывал дело сам главный судья. Судя по имеющимся бумагам, разбирательство тянулось четыре года, и королевский суд остался последней инстанцией.

Началась эта история почти тридцать лет назад. Оказалось, что в возрасте женщины я сильно ошибся. Некий дворянин, по имени Вильям из Саквилля, не имеющий титула, но обладающий приличным поместьем, обручился с девицей Адельберадой, в просторечии называемой Обри. Девица была дочерью такого же нетитулованного дворянина, и дело шло к свадьбе.

Однако спустя почти год после помолвки Вильям неожиданно обручился с другой девицей по имени Аделисия, в просторечии называемой Элис. Он прожил с нею одиннадцать лет и имел от нее детей.

Однако затем обратился к жрецу Светлых с просьбой расторгнуть его брак с Элис на том основании, что ранее он был обручен с Обри и даже тайно женат на ней.

Жрец по неизвестным теперь причинам удовлетворил просьбу дворянина. Аделисия вместе с детьми покинула дом и возвратилась к своим родителям. Однако родители не пожелали иметь в доме опороченную дочь и купили ей домик в городе.

Вильям и Обри прожили вместе еще пятнадцать лет, но детей у них не было. После смерти Вильяма права на наследство заявили двое – единственная выжившая дочь от брака Вильяма и Элис по имени Мэйбл. И племянник, сын сестры Вильяма по имени Роберт Астей.

Сначала наследство было передано по мужской линии в соответствии с законом о наследовании. Однако граф Ломбрей, на землях которого располагалось поместье дворянина, официально признал Мэйбл законной дочерью Вильяма. И, соответственно, права на поместье должны были перейти к ней.

Племянник подал жалобу на ущемление своих прав как кровного родственника по мужской линии. А также привел в суд свидетелей, подтвердивших развод на основании незаконности брака.

Однако в это время совет лордов принял закон о праве первородства, и суд склонился в сторону Мейбл. Тогда Роберт привел в суд свидетелей, утверждавших, что Элис была неверна Вильяму. Соответственно, Мэйбл не может быть наследницей, ибо ее отец неизвестен.

Пока секретарь зачитывал дело и приглашал свидетелей, я внимательно рассматривал заявителей. Мэйбл нервно кусала губы и прятала под передник натруженные руки. Роберт кривил губы в усмешке, поглядывая на кузину, и время от времени бросал ей какие-то уничижительные словечки, заставляющие женщину вздрагивать.

Я поманил к себе Ломбрея, который, как следовало из дела, признал законность рождения Мэйбл:

– Граф, расскажите мне, что вы знаете об этом деле.

Седовласый мужчина помрачнел, глядя на женщину, и уточнил:

– Что вас интересует, Ваше Величество?

– Каким человеком был Вильям? Почему он не женился на Обри сразу? И, наконец, почему не признал детей?

– Мерзавцем он был, простите Светлые! – Граф нервно куснул длинный седой ус. – Но вояка отменный, вот и заслужил земли. Но земли пустые. Ни деревень, ни приличного дома. Обри была та еще кокетка. Хороша, ничего не скажешь! Но семья давала за ней только одежду и посуду.

Я отвлекся на минуту, заметив, как пристально Инира разглядывает свидетелей, еще не приведенных к клятве.

Граф продолжал:

– Элис была не так хороша, но приданое за ней давали хорошее. Серебром. Очевидно, это все и решило. – Граф поморщился и, вынув из кошеля кусок тонкого полотна, утер выступивший на лбу пот.

– Присядьте, граф. Право, вы прекрасный рассказчик, – попросил я, давая знак Радолену. Тот понятливо притащил стул с высокой спинкой и мягким сидением.

– Свадьба была шумной. Одри, как я помню, пыталась протестовать, говоря, что была помолвлена с Вильямом раньше, но ее никто не слушал, – граф грустно вздохнул. – Потом Элис и Вильям уехали буквально в чистое поле и начали строить дом на ее деньги.

Я кивнул Радолену, и он сделал пометку на небольшой дощечке, которую держал под рукой.

– Она была рачительной хозяйкой, – граф даже слегка улыбнулся. – Приглашала мастеровых, хорошо кормила рабочих и многие решили не уезжать. Вскоре на их землях появились деревни, пошли подати. Поместье стало доходным. И тут опять появилась Обри. Она так и не вышла замуж… сильно подозреваю – потому, что Вильям регулярно навещал ее.

– Получается, Элис выполняла свой супружеский долг, считаясь женой, а Обри в это время жила с родителями? – уточнил я.

– Да, – подтвердил граф. – Старые девушки у нас редкость. Если уж случается такое, то родители предпочитают сделать взнос в монастырь, чтобы уберечь бедняжку от произвола опекунов, но Обри почему-то жила с родителями.

– А потом? – Я уже понял, что дело это не зря тянется так долго.

– Потом Вильям объявил о разводе и при всем честном народе вытолкал Элис из дома в том, в чем та была. Детям, правда разрешил забрать игрушки и одежду. Я в то время был в отъезде, – сокрушенно проговорил граф, вновь кусая ус, – я бы не допустил такого обращения с женой.

– Не тужите, граф, расскажите, как она жила дальше?

– Родители не могли ее принять. Они уже состарились, и в доме верховодил старший сын и его жена. Но мать Аделисии купила ей домик в городе, продав украшения из своего приданого. Так что буквально через месяц она появилась в городе с тремя детьми на руках. Поначалу продавала то немногое, что у нее было, потом принялась шить и разводить цветы в садике у дома.

– Так бывший муж не дал ей никакого обеспечения? – я был искренне изумлен такой жестокостью.

Чудо, что женщина не спилась, не бросила детей или не устроилась в бордель.

– Никакого, – подтвердил граф. – Более того, он не желал видеть своих детей. Когда по городу прокатилась эпидемия оспы, мальчики умерли, осталась только Мэйбл.

– Но неужели эта женщина не могла выйти замуж второй раз? – удивился я, вновь рассматривая вдовую дочь Вильяма. – Судя по Мэйбл, Элис была недурна собой.

– Она не хотела, – граф нахмурился. – Она считала свой брак законным. Поэтому я не верю тем сплетням, что распространяет Роберт. Ему хочется отхватить кусок пожирнее, он не думает о том, что Мэйбл вдова и некому позаботиться о ней в старости.

Я задумался, поглядывая на обоих. С одной стороны – справедливо было бы отдать поместье женщине. Но сможет ли она справиться с землями в Пограничье? А этот жирный хорек? Получив наследство, что он будет с ним делать?

Между тем заседание шло своим чередом. Секретарь пригласил свидетелей принести клятву на знаке разделенного круга. Два небрежно одетых мужичка затоптались, решая, кто из них подойдет первым. Я удивился такой задержке и уточнил у секретаря:

– Разве свидетелей до сего дня не приводили к присяге?

– Не успели, – ответил мне с поклоном худощавый как сверчок мужчина в потертом камзоле с заплатками на локтях. – Роберт подал жалобу месяц назад.

Неожиданно ко мне склонилась Инира:

– Сир, я не доверяю этим свидетелям.

– Почему? – я пристальнее взглянул на потрепанных жизнью людей.

– Потому что эти люди никогда не жили в деревне, – Инира была категорична. – Взгляните, во что они обуты, как держат плечи и руки. Вильям и его супруга жили в поместье, не в городе. Значит, зафиксировать прелюбодеяние свидетели могли только там.