– А Мать? – хрипло спрашиваю я и тут же сглатываю, стараясь унять внезапную сухость в горле. Сердце нервно трепещет от каждого движения пальцев на внутренней стороне моего бедра.

– Что Мать?

– Она тоже пострадала.

– Да, она ворвалась, когда Теяла и Шейн уже сцепились. Она попыталась разорвать их руки, чтобы спасти детей, но сама чуть не погибла. Илос вылечил и её, но его кровь помогла мало. Её разум так же повредился, поэтому она не могла рассказать, что же на самом деле… произошло.

Расстегнув четыре пуговицы на чёрной рубашке Назари, я с недовольством замечаю, что больше их нет. Рушан снисходительно улыбается и не сразу, но помогает мне стянуть с него рубашку через голову. Он прикрывает глаза и открывает шею, откидывая голову назад, тем временем мои прохладные ладони скользят по напряженным мышцам его груди. Кожа Назари покрывается мурашками, он сглатывает, когда я спускаюсь пальцами на его пресс.

– Такой сказки тебе хватит, принцесса?

Мне достаточно, но я делаю вид, что размышляю над ответом, пока наклоняюсь, чтобы прикоснуться губами к коже на его груди.

– Думаю, да, этого хватит. Хотя мне интересно, что же стало с силой, способной забирать чужой…

Я не успеваю закончить, как Рушан приподнимает мой подбородок и накрывает мои губы своими, устав от затянувшейся игры. В его поцелуях сквозит жажда, такая же, как и во взгляде. Назари обхватывает руками мои ягодицы, притягивая вплотную к себе, сажая меня на свои бёдра. Моё дыхание сбивается, кровь грохочет в ушах от ощущения его желания. Я пальцами нетерпеливо ласкаю рельеф груди и живота, чувствуя, как сокращаются его мышцы.

Рушан перехватывает мою руку, скользящую ниже. Он разворачивается, укладывая меня спиной на кровать, а сам нависает сверху. В его взгляде смешивается всё, что он пережил за эти недели. Страх, голод, любовь, отчаяние, желание и ещё миллион других эмоций, которые он копил в себе, не желая выпускать наружу.

Пальцами аккуратно глажу его щёку, молча прошу прощения за пережитую боль, а его привычная маска спокойствия трескается. Он ложится рядом, а я раскрываю ему объятия. Назари без промедления обхватывает моё тело руками, с какой-то беззащитностью приникает ко мне, утыкаясь лицом в грудь, а я обнимаю его голову, перебирая тёмные волосы.

– Мне было страшно, – устало признаётся он. – Я сидел у кровати, смотрел на тебя, гадая, есть ли у нас хоть шанс. Или вся моя жизнь превратится в один сплошной ужас ожидания, который в итоге сведёт меня с ума.

Губами касаюсь его лба, нет подходящих слов в ответ на это откровение.

– Я не хочу проходить через подобное вновь, – твёрже заявляет Рушан, а его прикосновения из аккуратных и ласковых снова становятся настойчивыми.

Он хочет забыть произошедшее.

Рушан приподнимается, опираясь на локоть. Целует с той же жаждой, как в первый раз у стены. Ему не нужно моё утешение, в этот раз он просто хочет железной хваткой поймать счастье и насладиться отвоеванным новым шансом для нас. Ощущаю его улыбку, когда он поглаживает пальцами моё бедро, поддевает ткань ночной сорочки и начинает тянуть вверх. Я не возражаю, а лишь, наоборот, помогаю ему снять с меня одежду.

Глава 17

Ойро

Я спала дольше трёх недель, поэтому в этот раз просыпаюсь быстрее многих, за пару часов до ужина. Рушан всё так же мирно спит рядом. Его сон глубокий и спокойный. Он не просыпается, пока я выскальзываю из кровати, умываюсь и надеваю свежее платье. Мне не хочется его покидать, но я пролежала в кровати так долго, что не могу больше оставаться в горизонтальном положении. Оставляю кахари в моей спальне и выхожу в коридор. Ноги часто подводят, поэтому я иду в столовую невообразимо медленно, опираясь на стену. Вероятно, все в курсе нашего состояния, потому что во дворце сохраняют тишину. По пути я встречаю в два раза меньше слуг и стражи, чем обычно. И те шагают медленнее, переговариваясь полушёпотом. Некоторые предлагают мне помощь, глядя, как я устало задерживаюсь у полуколонн для короткой передышки, но я вежливо отказываюсь.

Я думала, что буду ужинать одна, но прямо у поворота в столовую сталкиваюсь с сонными Даяном и Дареном. Они в простых домашних одеждах. У Дарена на щеке до сих пор отпечатан след от вышивки на подушке.

– Ойро, я же сказал вам отдохнуть? Чем вы, черт возьми, занимались? – Даян оглядывает меня с ног до головы. Я неловко приглаживаю ладонью растрёпанные волосы.

– Думаю, вопрос, чем они занимались, – лишний, – бубнит Дарен, а брат предлагает мне руку, на которую я могу опереться.

– Ой, заткнись, кахари! – беззлобно бросаю другу.

– А то что? Ты меня сейчас и догнать не сможешь, – фыркает он.

– Тогда спи с открытыми глазами, а то, кто знает, что может случиться с твоей причёской ночью.

– Тронешь мои волосы, я твою косу отрежу!

– Захлопните рты, дети! А то заставлю их с мылом помыть! – Даян пытается сделать грозный тон, но его губы изгибаются в улыбке.

Мы все улыбаемся, расслабляясь. Нам легче вести себя как обычно, препираться и делать вид, что всё хорошо. Осталось вернуть Айлу, и тогда даже притворяться не придётся, но сейчас, глядя на осунувшееся лицо брата, я не решусь напомнить о сестре.

Мы ужинаем втроём, потому что наши Назари ещё спят, наконец избавляясь хотя бы от половины того давления и напряжения, что скопилось за последнее время. Я прошу Даяна рассказать историю Шейна и Теялы, полагая, что мой Назари мог сильно урезать рассказ, чтобы не терять время. Но история из уст Даяна звучит почти идентично. Для Дарена же услышанное оказывается шоком. Он теперь один из немногих, кому известно, что на самом деле произошло между Первыми.

– Тебе придётся принести мне клятву, Дарен. Ты знаешь слишком много тайн, поэтому выбора у нас нет, – говорит моему другу Даян.

– Я всё равно не планирую покидать Илос. Это мой второй дом, и отец в восторге от вашей кузницы. Так что клятва не проблема, – расслабленно пожимает плечами кахари. – К тому же если бы я мог выбрать семью и короля, которому хотел бы служить и ради которого мог бы умереть, то это – Калануа.

Мы с братом недоумённо переглядываемся, не ожидав внезапной преданности.

– Компания у вас, конечно, странная. В каждом неимоверно сильный Дар, вы талантливы и умны. Добры сердцем, преданны и беспощадны, – мы с Даяном хоть и пытаемся контролировать лица, но медленно расплываемся в гордых улыбках, пока Дарен перечисляет наши достоинства, перемешивая еду в своей тарелке. – Хотя ведёте себя временами благородно и достойно, как истинная королевская семья, но временами как мстительные подростки.

Друг замечает, как вянут наши улыбки, потому что он словно специально продолжает:

– Иногда дикие и жестокие, любите все ломать и крушить вокруг, стоит кому-то обидеть тех, кто вам дорог. А уж сколько трупов вы за собой оставили, я, наверное, и сосчитать не смогу.

– Это он нас хвалит или оскорбляет? – спрашивает у меня брат, наклоняясь поближе.

– Он наверняка ведёт к тому, что сам такой и ему тут самое место, – бормочу я в ответ.

– Кстати, именно к этому я и веду, – улыбается Дарен, а мне хочется кинуть в него куском картошки, запечённой в приправах и сыре, чтобы стереть наглую ухмылку.

Какое-то время мы наслаждаемся вкусом блюд и просто едим, пока Дарен вновь не привлекает наше внимание очередным вопросом:

– Если я останусь, вы сделаете меня Назари?

– Ты хочешь стать Назари? – брат задумчиво отрывает кусок хлеба с маслом и чесноком, пристально следя за собеседником.

– Возможно, – менее уверенно отвечает кахари.

Даян снисходительно улыбается его ответу и возвращается к еде.

– Не желай того, чего не знаешь. Назари нельзя стать, можно лишь родиться. И их всегда трое. Однако и родиться с этим Зовом недостаточно. На протяжении всей своей жизни они доказывали и отстаивали право носить звание Назари. Уроки, соревнования, бои, которые, кстати, могли их легко убить. Это сейчас мы часто пользуемся тренировочным оружием. Но в юношестве они почти всегда держали сталь в руках. Им пришлось научиться как защищаться, так и контролировать свою силу, вовремя останавливаться. Чаще всего во время тренировочных боёв они вставали против друг друга. Ошибись они хоть раз, и одного из них бы не стало. А если ты умер… то ты умер, – бесхитростно подводит итог Даян. – Как думаешь, Дарен, что чувствует человек, который по неосторожности убил того, кто с детства был ему как брат или сестра?