«Что, правда, никаких правил нет? Прямо никаких?» — эхом, с затаенной радостью отозвался Ларс.
«А-то!» — подхватил Муха, — «только не тупи, старпер, а то ща еще топленыш наш проснется, и тебе вообще никого не достанется…»
Глава 24
Топленыш, он же утопыш, он же мэйн просыпаться не возжелал, поэтому я просто черпанул его навыков и пустил силовую волну по площади. Собирал снег, прессовал его и превращал в ледяные глыбы. Когда Пахом открыл огонь, площадь уже стала похожа на пейнтбольный полигон с кучей, пусть невысоких и кривых, но достаточно толстых ледяных глыб.
Снежные крошки, которые полетели во все стороны, я тут же прихватил в облако и миниатюрной вьюгой отправил в тощих «гвардейцев» все еще возившихся c пулеметом. Ледяная крошка посекла ватники, отогнав мужиков от станка. Дальше я уже не смотрел, ушел под прикрытие глыбы, на секундочку подвис, посылая сигналы своим фобосом и стягивая их в единое целое.
Офигеть!
И почему я раньше так не делал? Вариантов ответа у меня было два, и они оба сводились к Ларсу Бейльштейну. «Женить» Муху с мейном, светлое и темное было не с руки, а дедок своим не определившийся серой сущностью не только идеально вписался, но и стал своего рода связующим звеном.
Второй вариант, что с ним, я просто стал сильнее, как одаренный, перейдя на новый уровень. Немного пугающий уровень, если честно — это сейчас их трое, один из которых молчун, а когда их будут десятки, как у отца?
Будет круто, а с побочкой по факту разберемся. Пока под рукой два живчика и ленивый утопыш. Схема экономного расхода силы телекинеза уже была отработана, я добавил к ней лишь прыть и скорость Мухи. И с этим коктейлем я аккуратно выскользнул из-за куска льда и сиганул к следующей на сближение с «гвардейцами».
Как говорится, взболтать, но не смешивать! Не смог удержаться, даже почти подставился, но Пахому еще раз прилетело прикладом в нос. Я потянул винтовку на себя, выхватывая ее из рук предателя, но в последний момент отпустил, придав дополнительного ускорения.
Хруст был такой громкий, что заглушил матерный вопль и новую порцию выстрелов. Меня чуть задело осколками льда и под: «Ааа, шалабон, сила действия-то равна противодействию…» ушел в сторону, чтобы выскочить уже с фланга. Вперед полетела новая волна от мэйна, создавшая двухметровую корку льда под ногами двух уголовников, также обходивших центр площади.
Я метнул биту, представляя, что играю в городки. Только я жухлил — уже на подлете, скользя по льду, дубина вдруг резко ускорилась, подскочила и ударила сначала одного «гвардейца» по коленям, бросив его на лед, а потом отлетела в другого, ужалив по костяшкам пальцев. Он выронил ружье, заскользил, пытаясь удержать равновесие, а бита уже полетела в обратную сторону. А потом и я подскочил, предложив Мухе проверить свой коронный в челюсть.
Получилось сверху вниз на добивание. Ушибленный по коленям, так и не встал, дернулся и ткнулся носом в лед. Только кровавый ручеек потек из-под шапки. Второй не полез врукопашную, нырнул на землю в сторону ружья. Но сила мысли оказалась быстрее, а ружье у меня в руках. Я выстрелил наповал, отмахнулся от Мухиного: «Фу, как не спортивно…» и бросился к начавшему тарахтеть пулемету.
Раз правил нет, то на нет и ничего не будет! Ни фонарного столба, ни канализационного люка, брусчатка только останется, так как на совесть сделали. Участок площади под куполом, как назло, был голый, как каток, даже мусорное ведро и нечто, напоминающее пожарный гидрант, осталось за границами.
Осколки из лопнувшего фонаря рухнули на пулеметчиков, добавив ошметков на уже рваных от ледяной крошки ватниках. Пулемет заткнулся быстро, стоило лишь чуть-чуть развернуть патрон, чтобы заклинить ленту. Канализационный люк пригодился в роли щита — сначала отразить выстрел, а потом и метнуть в лучших традициях Капитана Америки.
Еще живой пулеметчик, весь в царапинах и кровоподтеках, выхватил револьвер, но так и не смог повернуть его в мою сторону. Сила Ларса уперлась в локоть, и мы застряли с мужиком, как два армрестлера, только между нами было несколько метров.
Сбоку за спиной послышались выстрелы — резвая трескотня «маузера» и ответная пальба из обреза. Там еще трое — надо ускоряться и бежать к нашим.
Я сократил дистанцию и левой рукой перехватил предплечье с револьвером, что-то английское, вроде «Бульдог» называется — гладкий барабан, короткий ствол и рукоятка из слоновой кости или чьего-то рога. А потом правой рукой, уже без всякого телекинеза, пробил двоечку, вывернул и судя по хрусту, сломал руку уже бесчувственному «гвардейцу».
«Фу, мужичье, чуть что, так в морду…» — прилетело от профессора, а Муха заржал.
Неожиданно выстрелы прекратились, у меня аж все похолодело внутри. Я бросился через ледяные глыбы, пытаясь понять, где зажали Стечу с Захаром.
Первым нашел «гвардейца» из старого состава, уже холодного. Дед сидел на земле, откинувшись на ледяную глыбу и, окоченевшими руками, прижимал рану на животе. Голова опущена, рядом на земле «мосинка» перепачканная кровью. Итого, минус пять, осталось двое.
Еще один из «новеньких» нашелся на месте, откуда стартовала наша команда. Лежал, уткнувшись лбом в землю, а рядом и частично сверху на него завалился Стеча. Успел-таки из инвиза проломить затылок врагу, но и сам отрубился. Убедившись, что он не ранен, а просто в отрубе, я побежал дальше, высматривая на снегу след от костыля Захара.
И успел вовремя — Захар без крюка (протез с двумя вмятинами от пуль валялся в снегу), сидя на земле, пытался одной рукой перезарядить обрез. Зажал двустволку между ног, пытаясь ее переломить, и матерится сквозь патрон, зажатый в зубах.
Пахом выглядел плохо — на носу широкая ссадина, сам нос свернут набок, а вокруг глаз расползаются синюшные кровоподтеки. С левой руки, согнутой в локте и прижатой к телу, на снег капала кровь. В правой руке он сжимал обнаженную саблю, этакий метровый чуть загнутый ножик. Заметив меня, он зарычал, на губах проступила пена, а в глазах можно было без словаря дворового сленга, прочитать и понять все степень ненависти, которую он ко мне испытывал.
Пахом ускорился, подскакивая к Захару и замахиваясь. Я опять тупанул, екнуло за Железяку, и я вместо того, чтобы как-то оттолкнуть или вывернуть саблю, экономно расходуя силы, тупо дернул его на себя за железный костыль. И как на ледянке, но по факту без нее, протащил его на заднице несколько метров и подтолкнул себе за спину.
Ой, мата было! Пахом даже растерялся, то ли новые слова для себя узнал, то ли оценивал мои силы. Потряс головой, скривился, ворочая раненой рукой, но пролез-таки себе в нагрудный карман и вынул бутылек с ярко оранжевым эликсиром. Зубами вытащил пробку, залпом проглотил содержимое, побагровел и, раскинув руки в сторону, заорал, как дикий берсерк.
Я пожал плечами и, предугадывая реплики моих фобосов, пробормотал: «Такой маленький английский штучка — Бульдог называется…» и разрядил револьвер в широко раскрытую грудь беснующегося пахома.
Пахом упал после третьего выстрела. Не знаю, что он там выпил, но первые два попадания лишь заставляли его дергать плечом да пускать кровавую пену изо рта. Четвертый, а потом и пятый выстрелы стали контрольным и контрольным контрольного от греха подальше. Если, конечно, так можно выразиться в подобной ситуации.
Я бы еще стрельнул, но в барабане оказалось всего пять патронов. Ларс с Мухой мои действия не одобрили, только мэйн довольно хрюкнул и прикрыл мысленную шторку, типа отвалите.
Я помог Захару, поднял на ноги и перезарядил обрез. Выдержал пару неприятных мгновений, пока он набирал воздуха, вероятно, высказать мне все, что он думает о ледянках. Но потенциальный выговор пришлось отменить, очнулся Стеча и стал нас выкрикивать.
Я быстро пробежался по трупам, собирая трофеи. Выпотрошил бывшего владельца револьвера на наличие патронов и сразу же зарядил барабан. На стволе прочитал полустертую надпись THE BRITISH BULL DOG, а на рамке возле барабана была маленькая гравировка в виде пули с крылышками и аббревиатуры WS. Под ней уже крупными буквами WEBLEY’S и картинка двух рук в наручниках с буквами M.P. и отшлифованный, до невозможности прочитать, серийный номер.