Инира промахнулась и поморщилась:

– Уже разболтали.

– А как же! – Камил широко улыбнулся и повторил вопрос. – Так пустишь?

Инира с сомнением покачала головой и попыталась его отговорить:

– У меня только одна комната.

Улыбка Камила стала еще шире:

– Не страшно. Приставать я не буду, а вот помочь тебе и твоим друзьям смогу.

– Помочь? – Инира удивилась.

– Давай не здесь, ладно? – Камил выпрямился и неожиданно запустил небольшой нож в забор. Металл тяжело стукнул в тонкую доску, и за преградой раздался короткий полустон-полувскрик.

– Ну вот, – Инира преувеличенно громко вздохнула мысленно хихикая. – Опять Жиар на одно ухо хромать будет.

– Ему полезно, вдруг совесть проснется, – сверкнул темными глазами Камил.

– Да ты что! Нет у него такой части в организме! – Инира сделала большие глаза и собрала из мешка стрелки. – Совесть ему только мешать будет, его контракт ведь главный судья выкупил.

Камил тихонько рассмеялся и сказал:

– Значит договорились? Загляну после занятий?

Инира пристально посмотрела на сына своего наставника и кивнула:

– Приходи. Можешь прямо с вещами, улица Серого Плаща, Сиреневый дом. – На том и простились.

Инира

В тот год будущей телохранительнице удалось наконец съехать из казармы. Для нее это стало важным событием: казарма есть казарма. Девушку смущали не столько общие банные дни и тонкие перегородки, сколько постоянное мужское внимание.

Иногда ей хотелось спрятаться в тихом углу от настойчивых подмигиваний, похлопываний и громких обсуждений ее стати. Но показать слабость было равносильно крупному просчету на тренировке – слабаков в школе не держали.

Старшие ученики Школы имели право подрабатывать вышибалами либо охранять купеческие лавки, вот она и нанялась в трактир. Условием оплаты стала комната под крышей и завтрак с ужином, без вина.

Комната, которую ей показал пройдошливый трактирщик, оказалось просторной, хоть и захламленной. Хлам девушка выбросила и заплатила служанке пару медных монет за помывку пола и стен.

Отстояв «смену» у двери, вечером Инира уже вселилась, радуясь свежему соломенному тюфяку и чистой простыне.

В казарме о переезде мало кто знал. Большая часть младших учеников едва доползала до узких коек после занятий. Остальные, перешедшие на более высокую ступень обучения, относились к соседям достаточно равнодушно. Интересоваться прошлым соучеников было не принято. Только Камил знал про обитателей казармы все. Или почти все.

Тем вечером она, как обычно, стояла у дверей в трактир и небрежно чистила ногти маленьким, очень острым ножиком.

Сегодня в зале было довольно спокойно: гуляла небольшая компания студентов. Степенно распивали большую бутыль «гномьей водки» отмечающие сделку бородачи. Несколько темных личностей скользили у стойки, да пара гулящих девиц скучающе болтала о модной в этом сезоне форме каблука. Все как обычно, и все же не совсем.

Ветхий старец тихо вошел в трактир, опираясь на посох. Его руки в старческих пятнах и согбенная спина, а, может, блеснувший на руке перстень с крупным красивым камнем заставили трактирщика выйти из-за стойки.

Старец, держась сухо и презрительно, затребовал еды и вина и был препровожден за самый дорогой стол заведения. Трактирщик даже лично обмахнул не слишком чистую столешницу и скомандовал разбитной служанке:

– Холстину подай!

Сверкнув черными блудливыми глазами, служанка принесла почти свежий кусок ткани и накрыла порезанную посетителями столешницу.

– Чего изволите откушать? – поинтересовался владелец заведения у необычного гостя.

– Чечевичную похлебку, – коротко ответствовал старик, обводя трактирный зал орлиным взором. – И вина подай.

Трактирщик тотчас повторил все служанке, подавая ей знак, что посетителя нужно принять по высшему разряду.

Девка шустро метнулась в кухню.

А когда вернулась, на подносе, кроме похлебки и вина, оказался свежий хлеб, кусок мягкого сыра, несколько ломтиков сала и мелко рубленая зелень, приправленная сметаной.

Старик одобрительно кивнул, кинул медяшку девке в передник и взялся за ложку.

Около получаса необычный посетитель ел и пил, тщательно, по-стариковски утирая рот полотенцем. Потом неожиданно отодвинул тарелку, положил на стол серебряную монету и направился к двери.

Темные личности у стойки оживились. Один из них, Лех Востроглазый, скользнул вперед, пытаясь выскочить во двор и встретить старца на спуске с крыльца.

Однако древний дедушка неожиданно ловко подставил свой посох под ноги слишком шустрому грабителю, и Лех шмякнулся в опилки, расквасив нос. Пока остальные темные личности не поняли, что произошло, Инира отворила дверь и проводила старца.

Расстроенный неудачей Востроглазый попытался на охранницу зашипеть, но она ласково приставила ему ножичек к горлу и спросила:

– Сколько стоит твоя поганая жизнь, за которую ты должен быть мне благодарен?

– С чего это? – опешил Лех.

– Этот дедушка – учитель в школе телохранителей! – Ини на миг замолчала, давая гопнику возможность осознать свою неправоту. И добавила, усиливая нажим: – Он Кейраном Медноголовым в свое время плац подметал, а ты решил его по голове ударить? Да завтра тут бы вся школа телохранителей пепел сеяла!

Трактирщик, услышав конец ее речи, вздрогнул и тотчас выставил Леха за порог, наказав не появляться неделю, а то и две. Обиженный кидала ушел, бурча себе под нос, а на скользнувшего навстречу ему худощавого парня с темными, как ночь, глазами никто уже и внимания не обратил.

Инира, увидев знакомца, поморщилась, но вручила Камилу ключ и кивнула на лестницу:

– Правая дверь на чердаке.

Парень кивнул, расцветая обаятельной улыбкой, и ушел, подмигнув на прощанье служанке у стойки так, что бедная девка споткнулась.

Охраннице еще предстояло через часок выталкивать в двери расшумевшихся студентов, утихомиривать разошедшихся «дам». Даже почтенным купцам, перебравшим «гномьей водки», она подсказала пеший маршрут, не включающий в себя ничего лишнего. Обычный вечер, рутина… кроме того, что в комнате ее ждал Камил.

Когда посетители разошлись – кто в клетушки на втором этаже, кто по домам – хозяин пересчитал выручку и спрятал в большой железный короб. Служанка и работник принялись убирать зал, выметая грязные опилки, собирая посуду и сгребая объедки в бадью.

Проводив трактирщика с деньгами до комнаты, Инира заглянула в кухню. Разжилась там у кухарки хлебом, холодным мясом, парой пирогов да кувшином остывшей медовухи и поднялась наверх.

Камил лежал на постели, скинув только сапоги, и сладко посапывал во сне. Девушка раздраженно взглянула на него и, подойдя к столу, громко стукнула тарелкой.

– Встаю, встаю, – с улыбкой в голосе мурлыкнул этот нахал и, потянувшись, вскочил. – Спасибо за ужин, – добавил он, разглядев миску с мясом, резную доску пирогов и медовуху.

– Это и мой ужин тоже, – буркнула она, снимая ремни и сапоги.

Хотелось в ванну, но где ж ее взять среди ночи? Хорошо, что за холщовой занавеской есть таз с водой и полотенце.

Парень захрустел хрящиком, откровенно ее рассматривая, а потом спросил:

– Инира, что ты делаешь в нашей школе?

– Учусь, – хозяйка комнаты пожала плечами и утопала за занавеску, прихватив старую рубаху Сига, которую он отдал в починку и забыл.

Когда она вернулась, одетая в длинную мужскую рубаху, вытирая влажные кончики коротких волос, Камил уже расправился с пирогом и половиной мяса. Откинувшись на скрипучую спинку стула, он прихлебывал из грубой глиняной кружки медовуху и пристально рассматривал ее, словно редкий клинок.

– Ты не похожа на деревенскую, слишком правильная речь и манеры, но и на купеческую дочку тоже не сойдешь.

– Это еще почему? – Ей стало любопытно.

В школу телохранителей принимали любого, не спрашивая о прежней жизни. Часто ученики носили даже не имена, а клички или прозвища.