Я кричу от ужаса, который внушает эта картина, но меня никто не слышит.
Правой рукой женщина толкает двенадцатилетнюю Ойро в грудь, отбрасывая назад как можно дальше. Девочка вылетает за край, теперь понимая, что у них не было ни единого шанса остаться в живых. Даже если бы мама отдала Дар, их бы всё равно убили. И она пытается спасти дочь хоть так – вытолкнув в Теневой залив, где разбойники не смогут её достать.
– Пожалуйста, живи.
Ойро скорее читает это по губам, чем слышит, и потом замечает, что из спины женщины торчат уже три стрелы. Один мужчина пытается нагнать пленницу, и ветер срывает его капюшон, открывая светлые волосы.
Спустя секунду девочка летит вниз, навстречу удару, который, как думают её преследователи, она вряд ли переживёт. Она и сама уверена, что не выживет.
Глава 11
Я просыпаюсь и встречаюсь с внимательным взглядом ореховых глаз.
Я слепо оглядываюсь по сторонам, но всё размыто, как в тумане. Несколько раз моргаю, чувствуя, как по щекам струятся солёные капли. Дарен обхватывает моё лицо ладонями и, ничего не спрашивая, продолжает большими пальцами стирать слёзы. Я с трудом разжимаю зубы, которые, похоже, на протяжении всего сна держала стиснутыми, так что сейчас нижняя челюсть сильно болит.
Открываю рот и хочу всё рассказать, объяснить, но вместо этого захожусь новыми слезами. Обхватываю друга руками, утыкаюсь ему в плечо и продолжаю рыдать. Дарен не возражает, просто гладит меня по волосам, дожидаясь, пока я сама смогу успокоиться.
– Я уже думал, что в тебе от девчонки только длинные волосы, – спустя какое-то время, улыбаясь, говорит кахари, когда меня перестаёт бить дрожь от рыданий.
Едва слышно фыркаю ему в плечо на эту слабую шутку. Когда я наконец успокаиваюсь, мне становится стыдно за проявление слабости. Конечно, я плакала и раньше, но почти всегда одна и только в первые несколько лет жизни на Островах. Лайла иногда будила меня посреди ночи, когда я заливалась слезами и кричала от каких-то кошмаров, которые уже через несколько минут после пробуждения не могла вспомнить. Лишь рыдания остановить я никак не могла. Поэтому теялийка не раз сидела со мной в такие мрачные моменты, пока я вновь не засыпала. Возможно ли, что я видела именно этот сон? И был ли он действительно сном или воспоминанием?
Получается, что у меня были мама и папа. На меня и маму напали.
Кто тот мужчина, при мысли о котором сжимается сердце?
Маму убили, а я как-то уцелела после падения в залив?
Может ли вообще кто-то выжить после удара о воду с такой высоты? Наверное, мне это удалось благодаря Дару исцеления. И это объясняет шок, отсутствие ран и наличие крови на одежде, когда меня нашли Сесциа. Значит, есть вероятность, что мой отец жив. Может, есть ещё какие-то члены семьи?
Вопросы с львиной долей сомнения вертятся в голове, которая и так нещадно болит после пролитых слёз. У меня нет ни одной подсказки, кроме этих странных или жутких снов, которые вполне могут оказаться воспоминаниями или просто игрой воображения. Однако нельзя отрицать, что с тех пор, как мы с Дареном ступили на Континент, кошмары стали отчётливее, яснее и появляются всё чаще. Вероятно, повлияла знакомая обстановка. А сейчас, находясь в родном Илосе, есть надежда, что память полностью вернётся. Хоть я и желаю вспомнить всё, но после сегодняшнего сна страх холодным ознобом прокатывается по позвоночнику. Я боюсь того, что ещё со мной могло произойти в прошлом.
Погрузившись в мысли, я не замечаю, что всё это время так и остаюсь в том же положении. Всё так же сижу, утыкаясь другу в шею и обвивая его руками. Я резко отшатываюсь от Дарена в смущении. Он напоследок приникает губами к моему лбу. Скорее всего, это лишь знак поддержки, но от этого к щекам приливает краска, и я неловко комкаю лёгкую ткань одежды, стараясь это скрыть.
Отойдя от кошмара, я вновь начинаю ощущать своё тело: ноги сильно затекли, шея и спина невыносимо ноют. Похоже, я всё время проспала, сидя с опущенной головой. Пытаюсь размять мышцы, но они отзывается резкой болью, а от покалывания в ногах я заваливаюсь на бок. Поскуливая, стараюсь не двигаться, лишь молюсь про себя, чтобы кровообращение вернулось как можно скорее. Когда тело снова мне подчиняется, я нетвёрдо встаю и оглядываюсь вокруг.
Буря закончилась. Солнце больше чем наполовину появилось из-за горизонта, а это значит, что уже через несколько часов мы окажемся под палящими лучами и узнаем, какой он – настоящий зной пустыни. По моим подсчётам, мы проспали максимум несколько часов, и нужно выдвигаться, пока это возможно. Воды надолго не хватит.
Мысль об этом всё только усугубляет, потому что со слезами я потеряла больше жидкости, чем могу себе позволить. Язык становится сухим и шершавым, во рту пересохло. Достав флягу, я жадно припадаю к горлышку, наслаждаясь влагой. За ночь содержимое успело хоть немного охладиться и сейчас доставляет настоящее удовольствие. Я протягиваю ёмкость другу, и тот с не меньшим удовольствием утоляет жажду. Мы отряхиваем от песка покрывало и тёплые мантии, вновь убираем их в сумки. Днём они точно не пригодятся.
– Пока мы шли, я примерно запомнила, в каком направлении нужно продолжать двигаться. Не уверена, насколько оно точное, но оставаться на солнцепёке тоже не следует. – Я рукой сбиваю пыль с сумки и накидываю её на плечи.
– Да, я тоже наметил маршрут. И, похоже, перед самой пустыней есть небольшие скалы. Мы как раз должны добраться к полудню. Если повезёт и скалы окажутся достаточно высокими, мы сможем укрыться под ними и отдохнуть какое-то время. – Дарен засовывает в рот несколько сухофруктов и протягивает остаток мне. – Вот бы найти чего-нибудь посвежее. Пожарим дичь, если встретим по пути?
– Если встретим, – я улыбаюсь другу в ответ, не решаясь лишать его надежды, и приступаю к скудному завтраку.
Скорее всего, до самой Паргады никакой живности мы не встретим.
Мы продолжаем путь, ориентируясь по дальним скалам, которые ночью маячили как раз в нужном нам направлении. Теперь, оглядываясь вокруг, мы видим практически одинаковый пейзаж. Разнообразие вносят редкие камни да едва заметные дюны, очертания которых почти растворяются в дымке от зноя пустыни. Они слишком далеко от нас. Ветра нет, что, скорее всего, к лучшему. Небо чистое и до рези в глазах насыщенно-голубое, а солнце кажется раскалённо белым и медленно приближается к полудню, обещая самые жаркие часы. Температура растёт, а я и Дарен покрываемся по́том. Наша лёгкая одежда в некоторых местах неприятно прилипает к телу. Я убираю волосы в свободный пучок на голове, чтобы шее стало прохладнее. И первые пятнадцать минут действительно чувствую себя лучше. Но спустя некоторое время выбившиеся пряди начинают липнуть к влажной от пота коже.
Вначале мы достаточно бодро общаемся. Я рассказываю другу свой последний сон, мы вспоминаем прежние моменты из жизни на Островах и пытаемся предсказывать, как может выглядеть Паргада, Дарен делится историями, которые слышал с самого детства. По его словам, местные города находятся под песками, поэтому только знающие могут найти илосийцев.
– А что говорила твоя мама? Это правда, что они живут под поверхностью?
– Она лишь улыбнулась. Но и «нет» не сказала, а значит, что-то в этом есть, – Дарен пожимает плечами. – Об устройстве городов Илоса она даже со мной не делилась. Не уверен, в чём именно заключается причина излишней скрытности. Либо у них такой закон – хранить секреты, либо илосийцы сами подобным образом оберегают безопасность своей страны, ведь все эти столетия именно Илоса считают убийцей Теялы. Это тенью падает на весь его род и всех жителей. Поэтому не факт, что хоть кто-то за них заступится при нападении того же Каидана.
Я кривлюсь при одном упоминании об этом, а Дарен тем временем продолжает:
– Либо… – он рукой убирает влажные от пота волосы назад, открывая высокий лоб, – Паргада настолько прекрасна, что мама хотела, чтобы я всё увидел своими глазами. Она всегда говорила, что представляет меня путешественником. Её мечта отчасти сбылась, но не так, как хотелось бы.