– Адреналин может помочь увеличить силу, улучшить внимание и реакцию. – Кахари вновь опускает меч, я блокирую удар, но соперник делает неожиданную подсечку по ногам, и я оказываюсь на плотном песке. – Но только если ты управляешь собой.
Вскакиваю и ещё несколько раз безрезультатно атакую, пока Рушан вновь не опрокидывает меня, отчего я больно ударяюсь плечом.
– Ты будешь падать до тех пор, пока не прислушаешься к моим словам.
Поднимаюсь. И зная, что это не пустая угроза, пытаюсь делать, как говорит наставник, направить энергию в нужное русло. Не сразу, но мои удары становятся более продуманными, тело словно само вспоминает наши занятия, и я чередую техники, чтобы запутать партнёра. Уголки губ Рушана иногда дёргаются в намёке на улыбку, когда он не успевает отклоняться и ему приходится отбивать мои атаки. Но кахари явно этого недостаточно, ведь он бросает в меня словами, словно лезвиями.
– Почему тебя так волнуют сладкие речи каиданского принца? Нравится слушать его голос? Или, может, нравится, когда он называет тебя грозовой ночью?
Подтекст, вложенный в эти вопросы, почти оскорбителен, и я вновь совершаю ошибку, бросаясь на противника с очевидной атакой. Рушан выбивает оба меча из моих рук, оставляя меня безоружной. Предпринимаю попытку ударить его кулаком в лицо, как он сам учил. Однако он выше и прекрасно видит мой манёвр. Я ни разу не ответила ему словесно, губы кажутся такими тяжёлыми, а горло сухим, у меня нет сил обернуть своё раздражение в слова.
Кахари мог бы сейчас упереть мечом мне в грудь и положить конец этому жалкому подобию поединка, но он принимает новые условия игры и сам отбрасывает своё оружие в сторону, готовый к рукопашной.
Я вновь нападаю первой, Рушан легко отбивает удары, ладонями перенаправляя траекторию моих кулаков. Я удачно бью противника по ноге прямо под коленом, и впервые он теряет равновесие, но успевает схватить меня за одежду. Мы вместе валимся на песок. Оказываясь сверху, я трачу последние силы, чтобы нанести ему удары в лицо. В таком положении его рост не является помехой. Рушан ладонями перехватывает вначале один удар, а сразу за ним и другой. Сжимает пальцы вокруг моих кулаков, не выпуская. Я дёргаю руки несколько раз, пытаясь освободиться, а когда не получается, просто обмякаю. Остатки злости тлеют внутри, уступая место пустоте.
– Ойро.
Я прерывисто дышу и несколько раз моргаю, глядя на расслабленное лицо Рушана в ореоле тёмных волос.
– Ойро.
Моё имя из его уст звучит непривычно, действует на меня сродни расслабляющему гипнозу. Я понимаю, что сижу на бёдрах Рушана, пока он лежит подо мной.
– Успокоилась?
Назари замечает моё смущение и резко садится, отчего мы сталкивается практически лицом к лицу. Он так и не отпускает мои кулаки, поэтому я застенчиво сдвигаюсь подальше, ближе к его коленям. Мне не неприятно, я просто чувствую неловкость. Кажется, я впервые сижу на мужских коленях.
– Да, извини, – с трудом выдавливаю из себя, а голос хрипит после длительного молчания.
– Среди потомков и правителей много мужчин, принцесса, – доходчиво разъясняет Рушан. – И все они умеют забалтывать, смущать, льстить своими речами. Они учатся этому так же, как и мастерству меча. Запугивать можно не только угрозами. Тебе некомфортно?
Вначале он демонстративно, почти оценивающе оглядывает меня с ног до головы, а потом дёргает мои руки, заставляя приблизиться к его лицу.
– Немного, – нехотя признаюсь я.
– Что ты должна сделать, если кто-то будет тебя так держать?
– Если не получается использовать руки, то нужно бить лбом в лицо, стараясь сломать противнику нос, – повторяю я его слова, сказанные на одном из занятий.
– Тогда почему я всё ещё держу тебя, а ты ничего не делаешь? – недовольно хмурится он.
Но я не могу.
– Почему? – Провоцируя, кахари вновь дёргает мои руки к себе, он так близко, что я чувствую его дыхание.
Вспоминаю наш мимолётный поцелуй и невольно задерживаю внимание на его губах. Рушан это замечает. Как никогда ранее, мне хочется сблизиться с ним, но пропасть между нами ширилась на протяжении всего детства, и теперь невозможно перемахнуть её за один миг. И всё же меня тянет к нему с такой силой, что я сглатываю, пугаясь этого желания.
– Я не могу, – отвечаю я, поднимая взгляд к его глазам.
– Почему? Боишься боли?
– Я не боюсь… тебя.
Как бы кахари ни пытался скрыть удивление, его брови приподнимаются сами собой. Он немного отпускает, увеличивая расстояние между нами.
– Ты можешь запугивать или угрожать, но я не чувствую опасности рядом с тобой, поэтому не получится. Даже если я ударю, это будет слишком слабо и бесполезно. Я не могу вложить в удар нужную силу, – аккуратно объясняю я, боясь, что наставник может принять это за слабость. – И…
– И?
– Я не хочу причинять тебе боль, – правдиво добавляю я.
– Ты же всегда сможешь меня вылечить, – парирует он.
– Смогу, но боль ты всё равно почувствуешь.
Он знает это чувство, потому что говорил мне что-то похожее. Рушан не отвечает, внимательно разглядывая моё лицо, а я под его взглядом смущаюсь ещё больше, но стараюсь не ёрзать и вообще не двигаться у него на коленях.
– Почему ты всегда придираешься ко мне? – Этот вопрос вырывается сам собой, у меня плохо получается скрыть обиду. Она старая, какая-то даже детская.
Я невольно вспоминаю, как часто Рушан критиковал мои поступки, злился на мои ошибки сильнее, чем Даян. В детстве пару раз даже весёлый Анис не выдержал и ругался с Рушаном на почве того, что последний слишком часто высказывал мне по мелочам.
– Ты никогда не злился на Айлу или Даяна. Почему же мне указываешь на каждую оплошность? – повторяю я, когда он не отвечает.
– Потому что знаю их все, – едва слышно отвечает тот.
– Что тебе известно? – с горечью спрашиваю я.
– Знаю, что в детстве ты не переносила платья, особенно с воротом. Тебе казалось, что они тебя душат. Знаю, что твоя привычка встряхивать волосами тоже из детства. Ты любила бывать с Даяном и королём Хисара в пустыне, но не любила расчёсывать волосы, поэтому время от времени вытряхивала песок из волос пальцами или просто встряхивала головой. Знаю, что ты до сих пор любишь наклонять голову, когда у тебя есть вопрос, но ты не уверена, стоит ли его задавать. Ты с детства переносишь больший вес на носки, чтобы ходить по дворцу тихо, боясь попасться на глаза гостям или советникам, которые не должны о тебе знать. – Факты о моих привычках вырываются из Рушана один за другим, он говорит быстро, немного тараторит, из-за чего я не успеваю переваривать информацию.
Кахари осекается, замолкает, а его лицо приобретает усталое выражение. Я же не моргаю и не пытаюсь скрыть озадаченного выражения.
– Я всегда следил за тобой тщательнее, чем за Даяном или Айлой, ведь именно ты чаще попадала в неприятности, – заканчивает Назари после небольшой заминки.
Он шумно выдыхает и, закрывая глаза, обессиленно утыкается лбом мне в плечо. Рушан больше не сжимает мои кулаки, он размыкает захват и просто обхватывает мои ладони своими пальцами. Я вся напрягаюсь, чувствуя, как меня бросает в жар от его ласковых прикосновений.
– Ты скучал по мне? – Очередной вопрос срывается с моих губ слишком быстро, я не успеваю остановить его.
– Безумно.
Рушан не колеблется, озвучивая одно-единственное слово, словно ждал и надеялся, что я спрошу что-то подобное, а он сможет мне ответить, потому что его ответ скорый, неприлично откровенный, готовый заранее.
Ответь что-нибудь, Ойро. Скажи. Не молчи. Но мысли… все нужные мысли утекают сквозь пальцы, как песок. Я панически пытаюсь ухватить их и собрать в предложение, чтобы выразить что-то, но никак не могу. Моё дыхание сбивается от страха ошибиться в правильности ответа.
– Знаешь, что я бы хотел сейчас? – тихо спрашивает Рушан мне в плечо, когда молчание неприлично затягивается, а я упускаю момент что-то ответить на его предыдущее признание.