От отдельного меню, по которому можно было намазать горчицей бороду официанта или разбить зеркало бутылкой до рояля, заполненного шампанским, в котором ловили консервированных сардин. Особо не рекомендовалось вестись на цыганский хор. Водитель истово верил, что все старухи-надзирательницы, которые следили за молоденькими певицами, настоящие ведьмы. А девушки-картины, те что не пели, но украшали своим обществом стол, исчадия ада и перевертыши. Много чего говорил о кутежах и причудах бохатой публики, каждый раз крестясь и вздыхая.
Прям даже интересно стало поскорее туда приехать!
И как по заказу, как только мы выехали на Петербургское шоссе, моторка рыкнула, прибавила оборотов и помчала до самого Петровского парка. Лепота! Ни пробок, ни гаишников — кто бы мне еще год назад сказал, что так можно мимо Белорусского вокзала на Ленинградку из центра проехать, я бы не поверил. Там пешком в это время быстрее.
Исаев меня уже ждал. Мечтательно курил на крылечке, щурясь в лучах уходящего солнышка. Заподозрить в нем специального агента на задании было сложно. Кто угодно — удачливый промышленник, отмечающий крупную сделку, или просто богатый наследник, но никак не служака на страже госинтересов. Хотя о чем я, он и есть богатый наследник.
— Матвей, дружище, я уже заждался, — слегка развязно и с намеком на уже легкое опьянение произнес граф, играя на публику, которая стояла в очереди на вход. — Я теряю выдержку, как то шампанское, что стынет на столе.
— Прошу меня простить, были неотложные дела. Сердечные, конечно же, — я подыграл, и мы оба рассмеялись.
— Сколько тебя ждать-то уже? — прошептал Исаев, когда мы чуть ли не под ручку прошли внутрь.
— А что делать-то? По ауре все чисто, даже цыгане и те чисты, как младенцы, — я кивнул на группу музыкантов, окруживших столик с уже поддатой компанией.
Граф промолчал и потянул меня в сторону кабинетов, прикрытых толстой шторой, но я притормозил, оглядывая ресторан. Он, реально, внушал.
Столы, столы, столы, колонны, балкончики, опять столы — все белоснежное (если не обращать внимания на расфуфыренную публику). С одной стороны сцена с лесенками по бокам и пока опущенным бархатным занавесом, с другой — высокие окна в пол. В углу рояль, видимо, тот самый, но еще без рыбы. И повсюду зелень — несколько пальм и куча диковинных для России матушки растений в бронзовых горшках. Под потолком хрустальные люстры, по размеру сопоставимые с роялем.
Дорохо и бохато! Но вполне со вкусом к жизни, который дополнялся снующими повсюду официантами с чем-то изысканно-вкусным на подносах.
— Не зависай, успеешь еще насмотреться, — дернул меня Исаев и повел в сторону лестницы, потом вверх и вывел на балкон к небольшому (максимум на четверых) накрытому столику.
В центре стола стояло ведерко для льда сразу с двумя бутылками, вокруг легкие закуски, от вида и запаха которых потекли слюни. Пообедать-то я не успел.
— Закажи что-нибудь, разговор долгий будет, — граф подвинул свой стул поближе к перилам и сел так, чтобы смотреть на зал, — Особо не шикуй, деньги все-таки казенные.
Выбрать еду оказалось сложно. Здесь не только рыба или курица, как в самолетах. В разделе дичь среди: «консомэ нове изъ рябчиковъ», «правенсаль из дичи съ трюфелями», «пулярда ростовская» самым понятным оказалась «котлета изъ кур». В рыбном знакомых слов было больше: омары, стерляди, осетрина, форель, уха с расстегаями, но и незнакомые типа «тюрбо отварное». Отдельно бросался в глаза «поросенокъ натурель» и «борщокъ съ дьяблями».
Исаев начал покашливать, как бы намекая поторопиться. К нему присоединился официант с приторной улыбкой, тонкими усиками, который появился чуть ли не из воздуха и теперь заискивающе ловил каждый мой жест взглядом. Раз деньги казенные, то выпендриваться не стал и выбрал осетрину.
Заказ принесли быстро, и пока я ел граф начал обрисовывать расклады. Издалека начал — рассказал про ресторан и публику, периодически тыкая бокалом в кого-то внизу со словами: «Вон того видишь? Так это тот самый…» Походило это больше на светские сплетни, чем на бриф от спецслужбы. Но мне было так вкусно, так хотелось растянуть удовольствие, что можно было слушать вечно. Про дуэли, про измены, про амбиции промышленников и жадность купцов.
— А теперь давай поговорим о деле, — Исаев подлил нам шампанского и подвис то ли собираясь с мыслями, то ли разглядывая игру пузырьков в бокале. — Ты вообще знаешь, что в стране происходит? И кто такие Грешники? Не те, что блудят и чревоугодничают, — граф поднял бокал, салютуя публике внизу, — а те что захватили власть в Енисейской губернии и не гнушаются использовать силу из разрывов?
— Этих знаю, — и чуть было не ляпнул, сам такой, но потом вспомнил всех своих «знакомых» Грешников и хмыкнул, один раз, как говорится, не грешник. — Встречался пару раз.
— Это где интересно? — поднял бровь Исаев.
— В застенках инквизиции, конечно, — я пожал плечами, но глядя на нахмурившегося Исаева, добавил. — В экскурсионно образовательных целях, конечно.
— Тогда объяснять лишний раз, чем они опасны, не надо? — уточнил граф, а я кивнул. — Проблема Енисейской губернии не столько в разрывах, которых там черте какое количество понаоткрывалось за последние годы, а в тех, кто там живет и питается этой силой. Грешники — не мелкая секта и не шпана бандитская. Это культ, огромный по численности. Со своей структурой, иерархией и правилами. Есть армия, есть… давай назовем их — крестьяне, которые живут в губернии под властью и охраной.
Информация, что там живут пусть не очень, но обычные люди для меня была в новинку. Я себе представлял этакую мрачную пустошь в тумане, в котором бродят голодные дикие деймосы. Но сейчас, слушая Исаева, картина рисовалась совсем другая. Живут такие же обычные люди, пусть в основном беглые каторжники, бандиты в розыске и прочие пропащие души. Живут под властью и охраной темных одаренных.
— Уже ни для кого не секрет, что летом Император объявит крестовый поход на Енисей, вас тоже позовут, — граф посмотрел на мою реакцию, но я лишь пожал плечами, позовут, значит, пойдем. — Секрет в том, что одни мы не справимся на два фронта, кто-то должен будет и остаться города охранять. К тому же если ты прав насчет Львова и Арсеньева, то у нас здесь еще и заговор прямо под носом.
— Доказательств я пока не достал. — я вздохнул.
— Знаю. Ты не думай, я тебе верю, а за ними начали следить. Проверяем, но пока глухо — образцово-показательные подданные Императора, — усмехнулся Исаев. — В общем, расклад следующий. Мы заключим договор с Маньчжурией, то бишь, китайцами. Они сейчас помогут нам, войдя в Енисейскую губернию с востока, а мы пойдем от Тобольска и Томска. И с двух сторон разом схлопнем все разрывы.
— Звучит глобально, а я-то здесь причем, — я сделал акцент на слове здесь и обвел рукой ресторан.
— Притом, что сделка еще не завершена, через два дня пройдут переговоры с уже знакомой тебе китайской делегацией, — граф ухмыльнулся. — Будем торговаться, сколько охотников они выделят и сколько мы выделим потом на их проблемы. Там тоже у них одна провинция за все берега вышла. А еще посол хочет, — Исаев скривился, придуриваясь и копируя акцент, — покусатя насиональных блод и послушатя, кака поютя сиганские песяня.
— Чудно, осетрина здесь дюже хорошо, но это не отменяет вопроса, я тут зачем? Я сиганские песеня не уметь.
— Волосы отрасти сначала, китаец ты поддельный, — засмеялся Исаев. — Найдутся специально обученные люди, которые и напоят, и накормят, и споют как надо. Я боюсь провокаций. Здесь будет полно наших. И охотники будут, и инквизиторы, но мнемоник у нас один. Сделку могут попытаться сорвать, и к моему глубочайшему стыду, я не знаю кто именно и как, поэтому хочу подстраховаться по всем фронтам. Китайцы не хотят закрывать зал на спецобслуживание, русскую душу им, понимаешь, интересно посмотреть вживую. То есть будет и левый народ, всех заранее проверить или отсеять не получится.