Улегшись на дно лодки, я молилась Звездосветному, прокусив губу до крови. Когда баркас проходил близко, сердце сместилось к горлу, а в руку впились ледяные пальцы мальчишки. Казалось, вот сейчас бас капитана отдаст приказ и в борт стукнет пернатая смерть. Но голоса стихали, запах гари таял и постепенно баркас ушел ниже по реке, бросив и лодку, и беглых.
Лишь дождавшись тишины, я позволила себе подняться и осмотреться. Где-то вдалеке занимался серый зимний рассвет, ночь не спешила ему уступать, а потому видно было плохо.
Парнишка должно быть от усталости и перенапряжения потерял сознание. Однако оставаться тут без возможности согреться было опасно. Отталкиваясь веслом от песчаного дна отмели, я подвела лодку как можно ближе к берегу. Ощутив, что дно посудины прочно засело в грунте, я со вздохом спустилась в ледяную воду. До берега было недалеко, но идти с мешками по уступчивому песчаному дну было непросто.
Свалив ношу на твердокаменной промерзшей земле, я вернулась за юнгой. Несколько жестких пощечин привели его в чувство:
– Вставай! – скомандовала я ему, как новобранцу, – если хочешь жить, надо идти на берег, разводить костер.
Парень плохо двигался и с трудом соображал, но сумел сцепить руки на моей шее. Худой, но тяжелый! Я сжав зубы дотащила его до земли и уронила рядом с тюками:
– Полежи немного, сейчас разведу костер.
Тепло нам было жизненно необходимо – вода уже схватилась на моих штанах и сапогах, и уверенно пропитывала плащ скатываясь на кромке в мелкие ледышки. Дожить до утра, а потом идти к ближайшему жилью. Подумав секунду, я вернулась к лодке – весла, скамьи, все это могло гореть, а маленький магический огонек не даст им погаснуть.
Скамью мне выломать не удалось, зато весла из неплохой твердой древесины отлично разгорелись. В их свете я обнаружила немного замерзшего плавника и какие-то кусты, которые безжалостно обломала.
Вернувшись к юнге, я попыталась отыскать укрытие от ветра. Увы, берег был гол, только выше по склону виднелось что-то темное и плотное. Запалив несколько веток, я добрела до этого непонятного и обнаружила старую толстую ветлу. У ее корней на толстой шапке опавшей листвы нам будет лучше.
Юнгу пришлось тянуть за ремень, остатки весел и кустов переносить в мокром плаще. Зато упав на относительно мягкий ворох листьев у огня, я сумела стянуть с парня сапоги и штаны, растерла его ледяные ноги и укутала запасным плащом.
Теперь нужно было срочно раздеться самой. В мешке были запасные штаны, а вот сапог не было. Зато отыскались толстые носки домашней вязки и кожаные тапочки с помпонами – один из подарков сударыни Агоры.
Стянув стоящие колом штаны и сапоги, я быстро переоделась и занялась обустройством костра. Дерево немного прикрывало нас от ветра, но топлива было мало. Взяв несколько горящих веток, я вернулась в реке и, побродив вдоль воды, нашла то, что искала – уютное сухое бревнышко, оставленное не то рыбаками, не то любителями посидеть у воды.
Кряхтя и утирая пот, я прикатила бревнышко под дерево и одним концом вкатила в костер. Все! Теперь можно развесить нашу одежду у огня и спокойно ждать утра, подогревая на тлеющих углях воду с бальзамом.
После пары глотков горячительного, парень осмелел и, обхватив руками зябкие плечи спросил:
– Госпожа, где мы?
– Не знаю, дружок, – мне тоже стало легче после доброго глотка из фляги. – Я села на баркас в Креманкле, вчера днем. Судно шло вниз по течению, а ночью ко мне в каюту начали ломиться нетрезвые матросы…
Парень поежился и сжался еще сильнее:
– Здесь много деревень, – сказал он, – можно попроситься к кому-нибудь за еду, только зимой работников не берут.
– А домой вернуться не хочешь? – спросила я, доставая из мешка коробочку с галетами, судя по худобе, парню они точно не помешают.
– Я сирота, – юнга не отрываясь смотрел в костер, – капитан взял на «Летящий» за еду, обещал научить всему, но когда он пьян, он ничего не помнит…
– Понятно, – под хруст галет и бульканье самодельного грога, я расспросила парня о его семье, узнала, чему он учился дома и что умеет сейчас.
Конечно, трудно было оценивать честность ответов, пару раз он явно умолчал о чем-то, но крепкий бальзам все же развязал ему язык достаточно, чтобы он начал плакать, вспоминая родных.
Пришлось вновь брать на себя ответственность – парню нужно было срочно дать надежду на будущее:
– Послушай, Жарис, я еду на юг, собираюсь там поселится, но мне очень нужен толковый парень для помощи по хозяйству. Может быть, ты согласишься сопровождать меня? Я буду платить тебе небольшое жалование, и покупать одежду два раза в год.
Парень удивленно встрепенулся и неверяще спросил:
– Госпожа, вы возьмете меня с собой?
– Если ты согласен помогать мне в дороге, а потом по хозяйству, то возьму, – ответила я, делая еще глоточек ароматного напитка.
– Согласен! – парнишка едва не подпрыгнул на месте, но порыв холодного ветра его образумил.
Я же только мысленно усмехнулась: опять я нашла себе пажа!
Укрывшись всем, что нашлось в мешках мы успели подремать до рассвета. Когда солнце встало и осветило реку и берег, оказалось, что неподалеку действительно есть деревня. Собрав мокрые вещи, мы поплелись к домам, держась друг за друга и качаясь как запойные пьяницы или лодки в шторм.
Дома оказались не деревней, а фермой, принадлежащей большому поместью. Нас встретила семья, ведущая хозяйство и узнав, что мы заплатим за постой немедленно устроили нам баню, сытный завтрак и постель.
Мокрые и грязные вещи хозяйка отдала стирать работнице, а свои мешки я предусмотрительно накрыла иллюзией, не дающей их открыть.
После бани, еды и сна, я чувствовала себя хорошо, исцеляющий диск показывал нормальное состояние. А вот юнга заболел. То ли сказалась ночь на ледяной палубе, то ли побои, но встать с кровати он не мог, да еще и надрывно закашлял, пугая хозяйских котов протяжными всхлипами. Пришлось замаскировать лечение с помощью магического диска, обычным знахарством, оплатив хозяйке травяные отвары и брусничную воду.
На ферме мы задержались на три дня – ждали, когда приедет повозка из поместья, чтобы забрать свежий сыр и творог. Юнга лежал в постели, набираясь сил и отъедаясь, а я приводила в порядок нашу одежду, и латала пару поношенных плащей, купленных у хозяйки.
Когда приехала повозка, простившись с приютившими нас фермерами, мы сели в длинную телегу, заполненную коробами и корзинами, чтобы добраться до тракта.
Лечение совсем высушило Жариса, забрав на восстановление все невеликие запасы подкожного жира, поэтому, когда мы подъехали к небольшому городу, возле которого располагалось поместье, я попросила возницу высадить нас у трактира.
Хмурый мужчина в суконной куртке с вышитым гербом аристократического рода на груди выполнил мою просьбу и остановил коней у крошечного замурзанного домика воняющего не пирогами, а навозом. Я поблагодарила его, дождалась, пока повозка уедет, а потом потянула юнгу в город.
Поселение было довольно большим – где-то вдалеке виднелся шпиль ратуши, дома из кирпича и камня встречались чаще, чем глинобитные и деревянные. Кое-где мелькали вывески лавок, а ближе к центру навстречу стали попадаться не только селяне, но и опрятно одетые городские жители.
Протопав по обледенелым дорожкам и деревянным тротуарам около часа, я притормозила около большого трехэтажного дома, украшенного нарядной вывеской. «Сытый гость» – гласила надпись.
– Жарис, – я встряхнула уставшего парня, – проверим, как тут кормят?
На лице юнги появился ужас – заведение выглядело очень прилично и даже дорого.
У дверей нас встретил крепенький как гриб-боровик старичок в ярком жилете с медными пуговицами, и вежливо поклонившись, проводил в большой зал.
Этот трактир сильно отличался от обычных трактовых заведений, где путникам предлагали горячую похлебку и соломенный тюфяк. Здесь столы были накрыты пестрыми скатертями, стены не просто побелены, а еще и расписаны забавными сценами.