Мы выбрали уголок потемнее – даже прикупленный у фермеров плащ не скрывал истощенного вида юнги, да и меня не украшали глубокие тени, залегшие под глазами.

Опрятная девушка в чепчике с розовыми лентами и белоснежном переднике немедленно подошла к нам:

– Чего изволите откушать? – спросила она с милой провинциальной картавостью.

– Две мясные похлебки с гренками, мясо в горшочках и сладкие пироги, – решила я, холод требует сытости.

– Что будете пить? – улыбнулась мне подавальщица.

– Горячий сбитень, лучше смородиновый если есть.

Девушка присела в некоем подобии книксена и упорхнула на кухню. Я наконец расслабилась и откинулась на спинку стула. Да, в этом трактире были стулья! И красивые лампы на кованых подставках, и…я моргнула, понимая, что тепло сыграло со мной злую шутку – я едва не уснула за столом!

Юнгу обстановка трактира пугала. Он прятал под стул ноги в потрепанных тяжелых ботинках, а руки, покрытые цыпками и заусенцами – под свисающий край скатерти. Отросшие волосы свисали ему на воротник матросской робы, и если бы парень мог – он бы спрятался под столом весь.

К счастью зал был пуст и. некому было глазеть на странную девицу в потрепанной юбке и ее не менее странного спутника.

Подавальщица принесла горячий суп и гренки с сыром в отдельном блюде. Яркие керамические миски с цветочками добавили вкуса недурному кушанью. Хорошо было и мясо в горшочках, а вот пироги явно были вчерашними.

Возмущаться я не стала, допила сбитень, кинула на стол пару монет и потянула осоловевшего юнгу на выход. Нужно было решить, как двигаться дальше, и двигаться ли вообще.

Ветер утих, обледеневшая простенькая деревянная мостовая вела куда-то вдаль. Поразмыслив, я решила, что в центре будет проще найти гостиницу или посредника, поэтому решительно потянула мальчишку к высокому шпилю ратуши.

Объевшийся парень ощутимо наваливался на меня, другое плечо и спину оттягивали сумки, так что двигалась я довольно неуклюже. Но то, что мы вышли из дорогого заведения заметили местные лихие люди.

Толчок в спину и рывок за лямки мешка опрокинул меня на мостовую. Но Жарис на ногах устоял и даже сумел поставить нападавшему ответную подножку, укладывая франтоватого мужичка рядом со мной. Тут у меня сработали навыки телохранителя – через один удар сердца вор изогнулся, пронзительно крича от боли в вывернутой руке.

На шум из переулка выскочили еще двое шустрых ярко одетых типов. Один из них кинулся к нам, явно пытаясь достать нож и, получил метательную стрелку в голень. Второй оказался более осторожным – остановился и начал смотреть, что будет дальше.

Прижатого мною вора я зафиксировала небольшой цепочкой с хитрыми защелками, которую носила вместо пояса. Потом приставив к его шее кинжал кивнула юнге:

– Держи его, дернется, зарежь! – Жарис побледнел, но кинжал взял.

Между тем раненый разобрался, что он еще жив и попытался скрыться, выдернув стрелку, но едва он ухватил торчащий из раны конец, как я крикнула:

– Стой! Хочешь кровью истечь?

Вор взглянул на меня безумными глазами. Потом оглянулся на того, что остался сзади. Третий поняв, что добыча стала хищником, молча скрылся в переулке.

Я подошла ближе, рассматривая раненого. Высокий и крепкий, но явно не слишком умен. Одет в просторную удобную одежу, но видно отсутствие женской руки – пуговица болтается на нитке, нарядные кисточки обтрепались.

– Помогу, если поклянешься не причинять мне вреда, – сказала я, держась на расстоянии вытянутой руки от воришки.

– Клянусь, – выдавил мужик.

– Сядь и вытяни ногу! – Скомандовала я, вынимая нож.

– Только не режь! – к моему изумлению из выпуклых голубых глаз здоровяка потекли крупные как горох слезы!

– Не буду, – успокаивающе похлопала я его по плечу.

Потом кончиком кинжала нажала потайной рычаг на стрелке и аккуратно вынула ее из раны, а потом из одежды. Воришке повезло – на нем были толстые штаны, набитые оческами шерсти, и стрелка не раскрылась, превращая аккуратную ранку в месиво из мышц и жил.

– Теперь надо забинтовать, – сказала я, мужик только хлопал глазами, прислушиваясь к ощущениям в ране.

Поняв, что сам он ничего не сделает, я вынула из кармашка повязку, пропитанную иссопом и задрав все еще сидящему на ледяной земле здоровяку штанину, остановила кровь и забинтовала.

– Все! Иди домой!

– Домой? – выпуклые голубые глаза недоуменно хлопали ресницами.

– Домой, домой! Куда там твой приятель побежал? – поинтересовалась я поднимаясь.

– Так он в трактир… – растеряно отвечал раненый.

Из-за спины раздался вопль, и я резко развернулась: кричал вор, прижатый юнгой к земле. Кричал он исключительно нецензурно, обращаясь к подельнику, очевидно, решил, что глуповатый силач расскажет мне все их тайны.

Отряхнув руки, я подошла к крикуну:

– Закрой пасть! – резко сказала я, сопроводив приказ легким ударом по косточке.

Воришка захлебнулся криком и уставился на меня глазами полными боли.

– Передашь своим, что всякий кто покусится на меня или моих друзей получит кое-что похуже, чем стрелка в ногу.

С этими словами я сдернула с вора меховую шапку и метнула в нее стрелку, а потом, поднеся щегольскую обновку к носу вора, выдернула из меха металлический штырек. Наконечник стрелки раскрылся острыми зазубренными шипами, вспоров и шкуру, и подкладку, шапка превратилась в пригошню лоскутов.

– Понял? – уточнила я.

– По-понял, госпожа… – перепуганный воришка заскреб ногами, пытаясь отползти прочь.

Сдернув цепочку с его запястий, я придала вору ускорение пинком, и улыбнулась юнге:

– Ты молодец, устоял!

Парень густо покраснел от похвалы, потом запинаясь, ответил:

– Я же речник, госпожа, на струне должен стоять не шевелясь.

– Идем речник, до заката надо гостиницу найти, – я вздохнув наклонилась за мешками, но за спиной раздался густой кашель.

– Госпожа, позвольте, я вам помогу! – раненый здоровяк никуда не ушел, кажется, он видел мое маленькое представление и теперь неловко переминался, оберегая раненую ногу.

– А не боишься? – усмехнулась я.

– Нет, госпожа, вы добрая, вы меня пожалели! – заявил здоровяк. – Давайте я вам помогу, и подсказать могу, если вы тут что-то ищете.

Как-то вдруг я ощутила навалившуюся усталость и нежелание куда-то бежать. Тяжелая ночь на реке, постоянное беспокойство за себя и юнгу, страх быть узнанной – все навалилось снежным комом.

Когда-то наставник Мелед учил нас предотвращать такие моменты, но всегда добавлял:

– Если чувствуете крайнюю усталость – лучше забейтесь в нору и отдохните. Ошибка истощенного разума может стать в сотни раз дороже, чем полноценный отдых.

Похоже для меня настало время отдыха.

– Подскажи, – согласно кивнула я, – приличный дом на съем, желательно с прислугой. И заодно представься.

– Дом я знаю! – просиял воришка, – а это пред…Это что?

– Скажи, как тебя зовут, – все так же терпеливо пояснила я.

– А! Меня зовут Гуран! – парень расплылся в наивной добродушной улыбке.

Даже странно, как он решился воровать? Однако время шло, пришлось поторопить нового знакомца:

– Отлично, Гуран, веди к дому.

Здоровяк так и не отстал от меня, пока я не навьючила на него сумку с одеждой и боевым железом. Медленно, из-за хромоты Гурана и нашей с Жарисом усталости мы тащились по изогнутым просторным улицам, пока не добрались до скромного двухэтажного дома.

Облетевшие кусты и деревья вокруг его совсем не украшали, а лишь подчеркивали облупившуюся краску, подгнившие кое-где доски и выпавшие черепицы. Маленькая табличка на калитке скромно гласила: «Сдается дом».

Прикинув расположение дома, я одобрительно кивнула воришке:

– Спасибо, Гуран, отличное место. Кто сдает дом?

– Матушка Текса, вдова старого Текиля, ответил мужчина, по-телячьи хлопая белесыми ресницами.

– Она тут живет? Или в другом месте?

– Тут, у нее еще один домик есть, в саду, – пояснил Гуран, указывая куда-то в сплетение ветвей.